Феноменология пограничной личности. Часть №3

Отсутствие или недостаточное нахождение рядом эмпатически поддерживающего объекта, контейнирующего хаотическую эмоциональность младенца в символический порядок отношений привязанности, приводит к патологическому расщеплению опыта. То, что не удается пережить, приходится отщеплять и интенсивно контролировать в течении всей оставшейся жизни, поскольку любая актуализация этой тревоги приводит к пугающему регрессу в беспомощное младенческое состояние. Другими словами, пограничная личность пытается контролировать  те драйвы, которые не были должным образом контейнированы и дифференцированы адекватным окружением.

Наиболее очевидным способом справиться с этой беспомощностью является попытка безапелляционного контроля окружающих. Пограничник делает с окружающими примерно то же самое, что получал от родителей — стремительно вступает в идеализированные отношения и наказывает оппонента за любую попытку выбраться из этого прокрустова ложа. Увидеть живого человека за пеленой проекций практически невозможно, да и не нужно — пограничная личность не нуждается ни в чем ином, кроме подтверждения собственной значимости, и таким образом, многообразие Я-Ты отношений для нее не доступно. Подобная установка создает вокруг пограничной личности коммуникативный вакуум, усугубляя состояние одиночества и усиливая ярость, с которой осуществляется следующий безнадежный контакт. Возникает своеобразная ловушка — способ, которым устанавливается контакт, одновременно его же и разрушает.

Другой способ контроля заключается в подавлении естественной экспрессии, поскольку она переживается как слишком интенсивная, затопляющая, стирающая границы и угрожающая либо окружающим либо самому себе, увеличивая вероятность отвержения. Можно сказать, что подавление экспрессии осуществляется согласно тем же механизмам, которые лежат в основе расщепления и тогда пограничный клиент формирует вокруг себя внешнюю реальность, полную такого же ужаса, что и внутренне пространство. И тогда от себя действительно невозможно убежать, потому что куда бы не бросилась пограничная личность, она в итоге все время упирается в исходную точку этого побега.

Бросающаяся в уши коммуникативная особенность пограничных клиентов состоит в чрезвычайно большой разнице между формой послания и содержанием, между внутренней работой, которую он проделывает в одиночестве и тем, что он способен разместить на границе контакта. То, о чем говорит пограничник, представляет из себя скромную вершину айзберга, основная семантическая толща которого только подразумевается и которая в принципе не может быть адекватно выражена из-за актуализации страха отвержения. Тем не менее, эта подразумеваемая часть присутствует в диалоге и попытка слушать текст, одновременно декодируя его имплицитную компоненту, вызывает состояние растерянности от отсутствия связности и фрагментированности повествования, скуки и злости.

Сложность работы с пограничными клиентами заключается как раз в том, чтобы выдержать чуждый диалект иной организации характера, разобрать порой пугающие рельефы незнакомой территории, по которой предстоит продвигаться, беря в проводники скорее рассказчика, чем накопленный багаж знаний. На это территории не действуют ни только выученные правила, но и весь жизненный опыт становится невостребованным из-за того, что его совершенно не к чему приложить. Это жуткое состояние, которое можно испытывать в контакте с пограничным клиентом является отголоском того ужаса, в котором последнему приходиться жить постоянно. Поэтому терапевтичной становится сама способность не сбегать от этого переживания в более понятную и безопасную зону самости, укрепленную профессиональной вертикалью, а быть рядом, тем самым делая затопляющие эмоции пограничного клиента менее пугающими.

Трагедия пограничного пациента в том, что большую часть времени он не доступен для самого себя. Контроль показывает способ занять внешнюю позицию по отношению к происходящему, быть свидетелем только результатов трансакций и внутренних динамик, отчуждая себя от опыта, который их определяет. Метафорически, пограничный клиент находится на границе между реальностью и собственным бытием, однако в этом месте очень мало жизни. Пограничная личность порой с удивлением обнаруживает себя в отдельно взятом акте разговора или деятельности, однако это обнаружение очень сложно интегрировать в доступную для сознания парадигму идентичности, поскольку эти отщепленные сигналы приходят как будто из другого мира.

Самый простой способ заткнуть орущего младенца состоит в том, чтобы его устранить. Пограничная личность делает это наиболее доступным для нее способом, через отщепление. Интеграция предполагает обратный процесс, поскольку экзистенциальный голод соотносится с пустотой и отсутствием переживания самости, а не с недостатком положительных эмоций. Психотерапия не гарантирует в этом случае насыщения событийного, внешнего, она наполняет границы идентичности тем содержимым, которое делает ее живой и аутентичной. Психотерапия это процесс, во время которого клиент пытается делать то, что не может позволить себе делать в обычной жизни.

Автор - Макс Пестов

Врач-психотерапевт, психиатр-нарколог, системный семейный терапевт, гештальт-терапевт, супервизор, тренер

Личный сайт

Телефон: (4212) 25-40-77 (Хабаровск)