Журнал «Психология». Зачем психологи продолжают проходить психотерапию?

Зачем психологи продолжают проходить психотерапию?

У меня часто спрашивают: “Зачем психологи и психотерапевты пишут, что продолжают проходить психотерапию? Они неизлечимые психи?”

Поделю на два вопроса:

1. зачем проходят?
2. зачем признаются?

А потом про то, уж не психи ли мы.

В большинстве хороших текстов о том, как выбрать себе немедицинского психотерапевта или психолога, рекомендуют: спросите, сколько часов психотерапии прошел этот специалист, причем, желательно в направлении, в котором работает. В этом совете скрывается два утверждения, которые легко проглатывают как специалисты, так и клиенты. Во-первых, предполагается, что через сколько-то часов психотерапии человек становится каким-то особенно пролеченным, способным помогать клиентам, а не делиться с ними своими «тараканами». Минимум таким с поправкой на пол и возраст:

Во-вторых, предполагается, что для специалиста в момент готовности к практике терапия останавливается, а если не останавливается, то это какой-то «недоделанный» специалист. Не дотягивает до образа, приведенного выше.

Понятно? Мне не очень. В частности не понятно, что такого полезного для специалиста происходит и за сколько часов работы.

Чуть понятнее звучит совет узнать, проходит ли психотерапию специалист прямо сейчас. Тоже таинственно. Складывается такое впечатление, что психологи или психотерапевты – секта, которая постоянно носит друг другу деньги. Или, хуже того, что они с самого начала такие больные, что психотерапия им не помогла за 100500 часов. А если они нормальные, возникает вопрос: помогает ли метод вообще кому-то? 

Мне кажется, что проходя психотерапию, будущий или актуальный специалист решает несколько задач:

1. Изучение себя. Разговорный психотерапевт и психолог диагностирует не только и не столько опросниками и аппаратными методиками, сколько наблюдением за процессом беседы. А инструментом его воздействия являются его собственные слова и действия. Чтобы знать про свои реакции на очень разные ситуации в общении и использовать это как диагностически материал, а также, чтобы они не мешали выбору наиболее полезных клиенту воздействий, можно ходить на психотерапию. Например, если я знаю, что при столкновении с пассивной агрессией, я раздражаюсь, не нахожу способа ответить, а потом начинаю терять интерес к человеку и силы (см. мой текст про ”психический вампиризм”), то когда я такое за собой замечу, могу задуматься что такое клиент делает в контакте со мной и связано ли это как-то с его запросом, заодно и интерес вернется. Иными словами, в процессе психотерапии будущий, начинающий или состоявшийся специалист познавая себя, лучше узнает свой инструмент диагностики и воздействия. И тут есть засада. Люди меняются. Поэтому узнать себя всего до конца невозможно и периодически приходится калибровать собственные знания о себе. Это можно делать разными способами, в том числе и в виде психотерапии. А еще есть супервизия, которая постоянно подкидывает разные наблюдения о том, какой я специалист в практике, а полировать это знание можно опять-таки на психотерапии, а можно и без.

Это Доктор Психо, он изучает инструмент диагностики и воздействия на клиентов. Хотя, конечно, он психопат.

2. Формирование и обогащение собственного терапевтического инструментария и стиля. Психотерапевт для психотерапевта – учитель (а иногда и ученик). Я постоянно подглядываю за коллегами удачные и неудачные способы интервенций, смотрю по себе, что срабатывает, что нет, и почему. Прикидываю, что могу применить сама. Для клиента это будет полезным тем, что у специалиста будут дополнительные варианты и заходы для работы, а значит, быстрее получится хороший результат.

Даже Ганнибал Лектер ходит к своему психоаналитику, поэтому его интервенции такие разнообразные и хитроумные. Хотя, конечно, он психопат.

3. Получение опыта успешного решения проблем при помощи психотерапии. Этот опыт будет поддержкой специалисту в сложных моментах обучения и работы. Ведь, если я знаю, как клево ездить на машине, а у меня с инструктором или на экзамене в ГИБДД что-то не получается, мне будет проще продолжать обучаться и ездить. А если в моем представлении езда на машине – сплошное загрязнение среды, бессмысленная борьба с тошнотой и прозябание в пробках, даже если я в какой-то момент сойду с ума и захочу водить, это желание долго не продержится. А что этот опыт специалиста дает клиенту? Устойчивого и мотивированного психотерапевта с плюс минус реалистичными ожиданиями от рабочего процесса. Рядом с ним и клиент будет чувствовать себя устойчивым, насколько это возможно.

Это Майкл Граб, он вообще не психотерапевт и даже не психолог. Но он умеет, опираясь на опыт изучения равновесия собственного и камней, создавать на редкость устойчивые композиции. Насколько он психопат, я не знаю.

4. Получение помощи. Вообще, психолог или психотерапевт – не гуру, достигший просветления, а самый обыкновенный человек, прошедший профессиональную подготовку для того, чтобы помогать другим людям в адаптации к совершенно не приспособленной для высших приматов жизни. А значит, ему иногда требуется помощь: пережить свежую психическую травму, справиться с дистрессом; получить опыт, которого в жизни не хватило, поделиться какими-то штуками, которыми с близкими не стОит или не получается; найти решение задолбавшей проблемы, когда «свой глаз замылился». А еще сама работа такова, что у него больше шансов столкнуться со старой или новой травмой в отношениях, со сложно перевариваемым знанием о других людях, оказаться в дистрессе от неконтролируемой ситуации с завышенными требованиями и пр.. Юнг об этом пишет красиво и мифично:

“Я упустил бы очень важный нюанс, если бы не упомянул о том, что для специального лечения одних только знаний мало. Моральный облик врача не менее важен. В хирургии и акушерстве давно известно, что чистыми должны быть не только необходимые для манипуляции места на теле пациента, но и руки врача. Точно также и психотерапевт, чье душевное здоровье оставляет желать лучшего, будет лечить на пациенте свой собственный невроз. И если в области рациональных методик еще можно представить себе терапию, не учитывающую личность врача, то при диалектическом подходе это будет абсурдным, поскольку здесь врач должен сбросить маску и раскрыть свою личность в не меньшей степени, чем пациент. Не знаю, что труднее – суметь приобрести обширные познания или найти в себе силы отказать от авторитета врача и пойти на откровения. Во всяком случае, это тяжкое испытание и поэтому профессия терапевта выглядит далеко не привлекательной. В любом случае необходимость этого становится тяжелым испытанием, делающим профессию психотерапевта не столь уж привлекательной, хотя многие люди далекие от нее придерживаются противоположного мнения. Я не редко слышал от них, что психотерапия – это всего лишь искусство водить пациентов за нос и выманивать у них деньги, а заниматься этим легко и просто. В действительности же профессия эта тяжелейшая и далеко не безопасная. Если обычный врач постоянно рискует заразиться какой-либо болезнью, психотерапевту грозит не меньшая опасность – оказаться инфицированным психически. Но этот риск невольно втянуться в неврозы своих пациентов представляет только одну сторону опасности, ведь если врач пытается полностью защититься от их влияния, то может не достичь успеха в лечении, поэтому он вынужден все время находится между Сциллой и Харибдой, испытывая определенный риск, но в то же время, получая целительный эффект». К.Г. Юнг “Общие проблемы психотерапии”

Если кушетку заменить на кресло, а леди – на меня, это была бы я, которая заботится о собственном качестве жизни. Насколько я псих зависит от того, насколько помогает.

Кстати, тут мы не уникальны. Это касается всех профессий, в которых человек работает с другими людьми и результат этой работы зависит не только от самого профессионала, но и от усилий клиента: врачи, педагоги, руководители любого уровня, тренеры чего угодно. То есть моя работа может усложнить мою жизнь, а я хочу жить лучше и полнее. Если то, что мешает этому, имеет психическую природу и с этим проще справляться вдвоем с непредвзятым специалистом, я иду на психотерапию и прошу помощи. Чем это хорошо для клиентов, я не знаю. Главное, что это хорошо психотерапевтам, они от этого дольше живут, а значит могут дольше работать и помогать другим.

Думаю, есть еще какие-то задачи, которых я не знаю и не замечаю. Коллеги, дополняйте в комментариях.

С учетом сказанного выше, мне кажется интересным спросить выбранного специалиста, обращался ли он к психотерапии когда-нибудь сам и в каких ситуациях, зачем? Это не только позволит отсеить тех, кто никогда не обращался за психотерапией и может не достаточно хорошо знать свой инструмент, но еще будет началом построения доверительных отношений со специалистом.

Вопрос два: зачем признаются? Тут все просто:

1. Чтобы показать, что способны профессиональным путем решать задачи с 1 по 4.
2. Чтобы показать клиенту, что обращаться за помощью к специалисту не стыдно. А также заложить основу равных отношений с клиентом.
3. Чтобы то же самое транслировать окружению. Тут вопрос, с одной стороны, экономической заинтересованности. Чем меньше людей будут стесняться ходить к психологам и психотерапевтам за помощью, тем больше у меня потенциальных клиентов. С другой стороны, просоциальное поведение специалиста. Если я что-то такое умею, что хорошо помогает, вот мне уже помогло, чего бы не поделиться информацией об этом с другими.

А вот психи ли мои коллеги и я в каждом конкретном случае может решить психиатр. А я не он.

Автор - Татьяна Лапшина

Гештальт-терапевт,  кандидат психологических наук

• Телефон:  8-916-718-54-06 
• Сайт: psyvert.ru