Владимира Сорокина вожделел бы старина Фрейд в качестве идеального иллюстративного анализанта для своей знаменитой теории. Его полуистлевшие кости, наверняка, гулко бьются в загробной темноте от желания ухватить за бубенцы сочные и развесистые сорокинские генитальные фантазии.
Сорокин, как психо-инвалид детства, сладострастно занимается вовлечением нетравмированных почитателей в свой трансцендентный опыт погружения в пучины подсознания. Есть подозрение, что за расщеплением его «Я» стоят вовсе не листья коки, и вполне вероятно, что в одном из своих галлюциногенных сновидений автор, действительно, имел дело с Алтайским плотником, который засадил ему крепким ударом молотка по черепу пару теллуриевых гвоздей и инициировал тем самым идею романа «Теллурия».
Гипнотически интересно видеть –что- Богомолов взял у Сорокина и –как- он утончённо вживил эту эпатирующую извращённую литературную беллетристику в театральную ткань спектакля. Из 50 глав романа театрализации подверглись лишь несколько, к ним добавился ещё рассказ из сборника «Моноклон».
Все эти главы никак не объединены по смыслу, не имеют связи друг с другом, не являются ни началом новой, ни концом предыдущей истории. Хаотический калейдоскоп чьих-то писем, снов, исповедей, подавленных желаний, бытовых скандалов, подслушанных разговоров и любовных стонов, объединены, пожалуй, лишь хтонической ухмылкой Сорокина и тонко чувствованием Богомолова. Герои пришли из далёких далей сорокинских аффективных комплексов, трансформаций сознания и прочих патогенных инопланетизмов воспаленного воображения, а проще говоря, есть продукты безудержной бесстыдной групповухи сознательного и бессознательного. В кипящем ироничном сюжетном бульоне варятся славяне, немцы, англичане, жиды, ваххабиты, аристократы и простолюдины, гомосексуалисты и растлители малолетних Лолит, дети-воины с арбалетами, женщины с неожиданными фаллическими признаками под юбкой и голубые коты. Византизмы старинных летописей и ритмичная напевность народных былин переплетаются с пролетарским косноязычием, простонародной бесхитростной речью, европейской языковой витиеватостью и псевдорасейским забавным суржиком. Будьте готовы к тому, что Сорокин полноценно вынесет ваш мозг, а Богомолов эстетично осыплет процесс лепестками белых роз.
Спектакль Богомолова гарантирует вам полноценный апгрейд психосоматики. За это время шестокрылатый Сарафоний успеет заняться оральным сексом в эротическом сновидении одной гражданки, в животе фабричной работницы вырастут грибы из пластика, горничная испытает оргазм на чужих простынях, муха произведёт яйцекладку в грудных младенцах, псоглавцы под благословение святого Христофора и поэтико-философский диспут вкусят человечины, князь рязанский будет иметь интересный разговор с графом-московитом, с криком «Хейя!» пронесётся воин на дикой степной кобылице. То есть, как вы уже поняли из краткого и далеко не полного вынужденного спойлера, произойдёт тотальная раскачка вашего закостенелого воображения.
Это всё, что нужно знать о литературной основе спектакля. Теперь о сценографии, музыке, актёрах.
Модное нынче бифронтальное ярусное размещение зрителей по кругу площадки сцены в Театре на Таганке, позволяет создать качественный эффект приближения актеров к зрителю.
Спектакль, как собственно сам сорокинский текст, перенасыщен густой метафоричностью. Перевозбужденный алогизмами мозг, ввергнутый в состояние аффекта, тем не менее, в состоянии разглядеть условную трёхслойность сценического пространства – мира горнего (золотой Алтай и трон на заднике), мира земного (ковры с узорчатым рисунком, венские стулья, массивный стол с графином воды) и подземного (дыра посредине сцены).
Богомолову не изменяет ни чувство меры, ни фирменный вкус. Иррациональность и абсурдность текста должна иметь сцепку с левым полушарием зрителя. Именно и только через бесстрастность и отстранение актёра от этого текста (или правильное умение актёра изображать всё это) возможно проявление Сорокина на театральной сцене, иначе будет явный перебор. Театральности здесь следует быть слегка проявленной, ибо воображение, отключив тормозящую способность, и без того рисует чересчур смелые приапические картины. Преобладание чёрного цвета, негромкие голоса, застывшие, почти неподвижные лица-маски, скупость движений, некая монотонность читки обманчивы, потому как во всём этом отчётливо ощущается скрытый жар нутряной энергии. Спектакль состоит из диалогов или монологов сменяющих друг друга актёров, внезапный обрыв/уход которых оставляет зрителя в замешательстве по поводу уместности аплодисментов.
Искусные, грациальные и точные актёрские работы. В спектакле заняты Игорь Миркурбанов, Ирина Апексимова, Сергей Епишев, Мария Фомина, Любовь Селютина, Александра Виноградова, Роман Колотухин, Лера Горин. Сценография Ларисы Ломакиной. В полномочия звукового дизайнера Валерия Васюкова входит не только музыка, но аудио-сопровождение действия в виде звуковых и шумовых эффектов.
Без святотатства, естественно, Богомолов&Сорокин не могли обойтись, как же-с без оного. В финале очередной герой Игоря Миркурбанова, сильно напоминающий вернувшегося из лагеря зэка, объявляет себя апостолом, рассказывает об обретении 19 гвоздей из божественного теллурия, забитых в голову, и винопитии с Христом. Лукавая неоднозначность финала смущает как капля чернил, стёкшая с гусиного пера кляксой на недописанное письмо. Искушение теллуром. Обожествление теллура. Замена Рая Теллурией. Хитро. Скользко. Опасно.
Фотограф: Ирина Полярная Фотографии предоставлены пресс-службой театра
Текст: Наталья Анисимова